- А-а... Смотри-ка, молодая какая, а уже... Ну, согревайся, согревайся. А мы тем делом сообразим чего-нибудь. Девушке было так хорошо, что она невольно подумала:

"Все-таки правильно, что я сюда поехала. Вот где действительно... жизнь". Ей захотелось сказать старикам что-нибудь приятное.

- Дедушка, а вы весь год здесь живете? - спросила она первое, что пришло в голову.

- Весь год, дочка.

- Не скучаете?

- Хе!.. Какая нам теперь скука. Мы свое спели.

- Ты тут, наверно, всю жизнь насквозь продумал, один-то? Тебе бы сейчас учителем работать, - заметил Захарыч.

Пасечник достал из-под пола берестовый туесок с медовухой и налил всем по кружке. Захарыч даже слюну глотнул, однако кружку принял не торопясь, с достоинством. Девушка застыдилась, стала отказываться, но оба старика настойчиво уговаривали, разъясняя, что "с устатку и с холода это - первейшее дело". Она выпила полкружки.

Вскипел чайник. Сели пить чай с медом. Девушка раскраснелась, в голове у нее приятно зашумело, и на душе стало легко, как в праздник. Старики вспоминали каких-то кумовьев. Пасечник раза два покосился на улыбающуюся девушку и показал на нее глазами Захарычу.

- Тебя, дочка, как звать-то? - спросил он.

- Наташей.

Захарыч отечески похлопал Наташу по плечу и сказал:

- Ведь она, слушай, ни разу не пожаловалась даже, что холодно, мол, дедушка. От другой бы слез не обобрался.

- А вон у ней, видишь, - указал пасечник на комсомольский значок и добавил: - Они молодцы!

Наташе вдруг захотелось рассказать что-нибудь особенное о себе.

- Вы вот, дедушка, ругались давеча, а ведь это я сама попросилась ехать в Березовку.

- Да ну? - изумился Захарыч. - И охота тебе?

- Нужно - значит, охота, - задорно ответила Наташа и покраснела. - Лекарство одно в нашей аптеке кончилось, а оно очень необходимо.

- Хэх ты!.. - Захарыч крутнул головой и решительно заявил: - Только сегодня мы уж никуда не поедем.

Наташа перестала улыбаться. Старики снова принялись за свой разговор. За окном было уже темно. Ветер горстями сыпал в стекло дождь, тоскливо скрипела ставня. Девушка встала из-за стола и присела у печки. Ей вспомнился врач - толстый, угрюмый человек. Провожая ее, он говорил: "Смотрите, Зиновьева... Погода-то больно того. Простудитесь еще. Может, нам кого-нибудь другого послать?". Наташа представила, как доктор, узнав, что она пережидала непогоду на пасеке, посмотрит на нее и подумает: "Я ведь и не ожидал от тебя ничего такого. Молоды вы и слабоваты. Это извинительно", а вслух, наверное, скажет: "Ничего, ничего, Зиновьева". Вспомнилось также, как пасечник посмотрел на ее комсомольский значок... Она резко поднялась и сказала:

- Дедушка, мы все-таки поедем сегодня, - и стала одеваться.

Захарыч обернулся и вопросительно уставился на нее.

- В Березовку за лекарством поедем, - упрямо повторила она. - Вы понимаете, товарищи, мы просто... мы не имеем права сидеть и ждать!.. Там больные люди. Им нужна помощь!..

Старики изумленно смотрели на нее, а девушка, ничего не замечая, продолжала убеждать их. Пальцы ее рук сжались в тугие, острые кулачки. Она стояла перед ними маленькая, счастливая и с необыкновенной любовью и смущением призывала больших, взрослых людей понять, что главное - это не жалеть себя!..

Старики все так же, с удивлением смотрели на нее и, кажется, ждали еще чего-то. Счастливый блеск в глазах девушки постепенно сменился выражением горькой обиды: они совсем не поняли ее! И старики показались ей вдруг не такими уж умными и хорошими. Наташа выбежала из избушки, прислонилась к косяку и заплакала... Было уже темно. По крыше уныло шуршал дождь. На крыльцо с карниза дробно шлепались капли. Перед окном избушки лежал желтый квадрат света. Жирная грязь блестела в этом квадрате, как масло. В углу двора, невидимая, фыркала и хрустела травой лошадь...

Наташа не заметила, как на улицу вышел хозяин.

- Где ты, дочка? - негромко позвал он.

- Здесь.

- Ну-ка, пошли в избу, - пасечник взял ее за руку и повел за собой. Наташа покорно шла, вытирая на ходу слезы. Когда они появились в избушке, Захарыч суетливо копошился в темном углу, отыскивая что-то.

- Эка ты! Шапку куда-то забросил, язви ее, - ворчал он. А пасечник, подкладывая в печку, тоже несколько смущенный, говорил:

- На нас не надо обижаться, дочка. Нам лучше разъяснить лишний раз... А это ты хорошо делаешь, что о людях заботишься так. Молодец.

Наконец Захарыч нашел шапку. На Наташу вместо пальто надели большой полушубок и брезентовый плащ. Она стояла посреди избы неуклюжая и смешная, поглядывая из-под башлыка мокрыми веселыми глазами и шмыгая носом. А вокруг нее хлопотали виноватые старики, соображая, что бы еще надеть на нее...

Через некоторое время телега снова мягко катилась по дороге, и на ней снова тряслись два человека.

По-прежнему ровно шумел дождь; обочь дороги, в канавках, тихонько булькало и хлюпало.